В статье проанализированы три произведения современной японской писательницы Каваками Хироми («Хокусай», «Наступить на змею», «Некий»), в которых в качестве центрального элемента выступает мотив метаморфозы. Метаморфоза в работах Каваками воспринимается в равной степени как неотъемлемая часть мифологического сознания и как метод, наглядно демонстрирующий путь преображения героя. В рассказе «Хокусай» главный герой встречается с осьминогом-оборотнем с гравюры художника Кацусика Хокусай. Волей случая оказавшийся на земле осьминог в погоне за любовными приключениями принимает облик человека, с течением времени утрачивая способность к перевоплощению. Осьминог вовлекает героя в свои развлечения, и они вместе отправляются наблюдать за женщинами в темном переулке у станции, а затем преследуют одну из них. Неустойчивый, изменчивый оборотень выступает в произведении в качестве зеркального отражения героя, а также служит катализатором для его возвращения к деятельной жизни, пусть и посредством раскрытия «темной» стороны героя. Главная героиня новеллы «Наступить на змею», Хивако, также встречает на своем жизненном пути оборотня – змею, утверждающую, что она ее мать, и приглашающую Хивако отправиться в «теплый мир змей». Героиня в связи с этим вынуждена задуматься как о собственной семейной истории – дед ее жил с женщиной, превращавшейся в птицу, так и об образе жизни окружающих – оказывается, многие из ее знакомых живут со змеями. В финале героиня так и не находит в себе сил пройти окончательную трансформацию и вступает в борьбу с фигурой «лже-матери» в стремлении сохранить собственную человечность. Главный герой романа «Некий» в связи со своей генетической мутацией проходит семь последовательных перевоплощений разного возраста, пола и социального положения. Каждое из них, по сути, представляет собой пластическую метафору определенного этапа жизненного цикла. В итоге протагонист приходит к осознанию необходимости последовательного развития, а не скачкообразных превращений, позволявших ему убежать от проблем в коммуникации с окружающими, обретая полноту существования в самом себе и выходя из ряда перевоплощений.

Представленная статья посвящена, с одной стороны, общей проблеме литературного процесса в архаическом обществе на примере генезиса поэзии вака, с другой стороны, непосредственно архаичности так называемой «длинной песни» (нагаута или тё:ка). Ставится вопрос, каким образом происходит трансформация примитивной доэстетической песни в архаическую поэзию. Характеризуя возможные способы происхождения примитивной песни, автор, соглашаясь с принципом аккумуляции стихотворных строк Боура – Кониси, отмечает необходимость более комплексного понимания архаического периода японской (яматоской) литературы. Утверждая необходимость отличать примитивную песню от архаической, автор оперирует понятием развитого «эcтетического чувства» в качестве необходимого критерия для трансформации основанной на параллелизме примитивной песни. В отличие от примитивной песни, исполнявшей исключительно утилитарную функцию, архаическая поэзия стала удовлетворять эстетические потребности древнего человека, а не только ритуальные. Помимо этого, в статье рассматривается роль письменности как необходимое условие для отмирания примитивной песни и формирования канона. Кроме того, в тексте представлена критическая характеристика основного корпуса архаической поэзии, включающей в себя и относительно немногочисленную «длинную песню». Основываясь на выборочном анализе представленных литературных текстов (поэтические фрагменты из Кодзики, Нихон сёки, Манъё:сю:, а также Нанивадза-ута, найденная на деревянных табличках моккан), автор приводит классификацию периодизацию «длинной песни», раскрывающую генезис архаической формы нагаута/тё:ка (повествовательную хроникальную речевыделительную «длинную песню», неповествовательную неэпическую «длинную песню» и авторскую «длинную песню» с развитой системой образности). Обращая особое внимание на хроникальную «длинную песню», ее структурную неоднородность, автор выдвигает следующую гипотезу ее генезиса, противоположную аккумуляционному принципу Боура – Кониси: «длинная песнь» является продуктом не аккумуляции примитивных коротких поэтических строк, а результатом редукции (усечения) длинной эпической формы примитивной песни до классической формы «длинной песни». Предел редукции обосновывается эстетической «емкостью» поэтической формы в переходный период бесписьменного способа стихосложения.

Становление культурных особенностей народа, специфики его мировоззрения и этнопсихологии во многом происходит под влиянием географического фактора, включающего местоположение государства, природно-климатические особенности, наличие/отсутствие выхода к морям или океанам и т.д. Одним из относительно новых терминов в российской и зарубежной гуманитарной науке является понятие «инсулярность» (insular, insularity), под которым понимается «изолированное происхождение», «островное положение», «эффект острова». Понятие «инсулярность» фиксирует не только факт географической изолированности, но и культурно-политическое и этнокультурное наполнение данного термина. Представленное исследование преследует цель проанализировать влияние географической инсулярности Великобритании и Японии на формирование у народов этих стран «островного» мышления, отличительных социокультурных черт. В статье рассматривается, насколько фактор географической предопределенности стал решающим в становлении этнокультурного своеобразия англичан и японцев. Определенное внимание в работе также уделено изучению вопроса о свойственных носителям «инсулярных» культур особенностях национального характера. В работе отмечается, что островное положение Великобритании и Японии, а также природно-климатические условия этих стран предопределили не только специфику расселения людей на острове и особенности ведения ими хозяйства, но и обусловили особенности менталитета и национальной психологии этих стран. Определяющим фактором в формировании национальной идентичности как британцев, так и японцев стал образ «другого», образ «врага». Подобное разделение между «своим» и «чужим» легло в основание ряда ценностей культур обеих стран. Инсулярные культуры Японии и Великобритании имеют несколько существенных отличий. Япония имеет более выраженное иерархическое общество, где уважение к старшим и авторитетам является ключевым аспектом японской культуры. Великобритания, напротив, имеет более индивидуалистическое общество с меньшей степенью иерархии. Япония более традиционна, и в японской жизни культурные и религиозные обычаи, нормы и ценности имеют очень важное значение. В свою очередь, Великобритания более современна и более пластично вписывает в практику своей жизни множество иных культурных традиций и новых идей. Японская культура более фокусируется на коллективизме, в то время как Великобритания, отчасти находясь под влиянием европейского менталитета, больше ориентирована на индивидуализм и личную свободу.

Статья посвящена проблеме японских военнопленных во время русско-японской войны. Эта проблема появляется в фокусе современных исследователей достаточно редко: обычно они пишут о политическом, военном, экономическом аспектах войны.

В данной статьей описан процесс выбора мест для размещения захваченных в плен японских солдат и офицеров в 1904–1905 гг. К началу войны Россия взяла на себя ряд обязательств, так как в 1899 г. в Гааге подписала конвенцию «О законах и обычаях сухопутной войны», предписывающую обращаться с пленными, основываясь на гуманистических идеалах.

В процессе написания работы использовались новейшие исследовательские материалы, а также архивные документы. Использованные при написании статьи документы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) в Москве.

При выборе места размещения пленных Военное ведомство столкнулось с очень сложной проблемой, так как необходимо было учитывать множество факторов: охрана пленных, наличие условий для их размещения, предотвращение возможной диверсионной деятельности. Последняя проблема живо обсуждалась в официальных документах того периода: были опасения, что японцы будут подрывать железные дороги, как они это делали в Маньчжурии.

Решение о размещении пленных на Дальнем Востоке было отвергнуто практически сразу ввиду близости к театру военных действий. Сибирь также не подошла, так как по ней проходила железная дорога – важнейшая транспортная артерия во время войны. Поэтому было принято решение размещать японцев в Европейской России. Сборным пунктом был выбран город Пенза, откуда военнопленных распределяли в города Казанского, Московского, Киевского и Петербургского военных округов.

Однако осенью 1904 г. Император Николай II издал указ о том, чтобы японцы не размещались вблизи мест прохождения русских войск. После этого указа всех решили разместить в одном месте. Для этого было выбрано село Медведь Новгородской губернии. Казармы, расположенные там, оказались пригодными для размещения относительно небольшого числа японских пленных, где они пробыли до конца войны.

В данной статье рассматриваются подходы историка Цуда Сокити к исследованию мифов о богах, описанных в историко-мифологических сводах «Кодзики» и «Нихон Сёки». Цуда Сокити оставил след в японской исторической науке как ученый, применивший новые подходы к исследованию древних мифов. Историк применил накопленные знания, полученные в результате изучения передовых западных методов исследования, которые предложили Б. Чемберлен, Л. Ранке, и по-новому взглянул на древние исторические источники «Кодзики» и «Нихон сёки».

В период Мэйдзи был установлен государственный контроль над историческими исследованиями и сложилась официальная идеология, выстроенная вокруг фигуры императора. В частности, считалось, что события эры богов, описанные в древнейших письменных памятниках, являются подтверждением божественного происхождения императорского рода. Однако историк усомнился в истинности событий, относящихся к эре богов, и предпринял попытку прояснить причины возникновения мифов. Цуда не считает мифы полностью вымышленными историями, предполагая, что в их основе могли быть заложены реальные события, однако отрицает реальность существования богов.

Историк сравнил мифы в двух памятниках и выделил основную сюжетную линию, посвященную богам-предкам императора, и вторичную. Применяя сравнительный метод, историк сделал вывод о китайском влиянии на официальную мифологию древнеяпонского государства, а также определил другие причины возникновения изменений в сюжетах мифов. Цуда видит истоки мифов в народных преданиях и считает их важным этнографическим материалом. Историк определил несколько функций мифов: политическая, моральная (или религиозная), функция объяснения физических явлений и происхождения топонимов и имен. Ключевой функцией мифов, по его мнению, является именно политическая, так как повествование мифов выстроено вокруг божественных потомков императора. Целью мифов являлось укрепление императорского рода среди знати, возвышение его фигуры и создание образа «праведного» правителя посредством доказательства кровного родства с главной богиней японского пантеона Аматэрасу.

Со времени создания НАТО и встраивания Японии в сообщество «либеральных демократий» эти игроки в сфере безопасности и обороны практически не взаимодействовали друг с другом. В Европе при поддержке США профильное сотрудничество стран Запада осуществлялось, прежде всего, на многосторонней основе, а на Дальнем Востоке – преимущественно на двусторонней. Импульс к сближению Альянса и официального Токио придало современное формирование нового миропорядка в целом и не-Запада в особенности. В данной ситуации США стали продвигать вариант интегрирования систем «сдерживания» РФ и КНР, что неизбежно требовало налаживания сотрудничества НАТО с Японией.

В статье предпринята попытка исследовать трудности, ход и перспективы этого процесса по состоянию на начало 2020-х гг. Использованы положения теории альянсов и метод сравнительного анализа.

Отмечены военно-практические сложности присоединения европейских стран – участниц НАТО к «сдерживанию» КНР в условиях их полноценной встроенности в конфронтацию с РФ. При направляющей роли США был реализован ряд стимулирующих тактик. Во-первых, рост военного потенциала НАТО как организации резко опережал прирост национальных вооруженных сил, тем открывая возможность применения ресурсов блока сразу в двух конфронтациях. Во-вторых, это меры по увеличению интереса европейских стран – участниц Альянса к Дальнему Востоку как новому направлению глобальной деятельности блока, чему способствовал экстренная эвакуация миссии НАТО из Афганистана (2021).

Рост интереса европейских игроков к Индо-Тихоокеанскому региону (ИТР) сопровождался, однако, их стремлением к стратегическим действиям в национальном качестве, без привлечения эгиды НАТО. На изменение этого была направлена линия США по расширению системы профильных форматов в ИТР (активизация QUAD, создание AUKUS и Partners in the Blue Pacific) с участием представленных в регионе англо-саксонских стран и Японии. Последние тем не только усиливали свою вовлеченность в «сдерживание» КНР, но и стали активнее стимулировать к этому европейских игроков.

В 2022–2023 гг. наладился и интенсифицирован процесс политического сотрудничества НАТО и Японии с подготовкой «эффекта переплескивания» на собственно военную сферу. Показаны варианты развития кооперации сторон, прежде всего, по линии ВМС.

О соединении буддийской и даосской традиций в Японии можно говорить на разных уровнях: обиходном, обрядовом, философском и других, в том числе на уровне словоупотребления в текстах, далеких от терминологической строгости, не относимых ни к одной из ученых традиций. Таковы сборники поучительных рассказов сэцува. В самом крупном из них, «Собрании стародавних повестей» («Кондзяку моногатари-сю:», 1120-е гг.) рассказов о даосах как таковых (道士, до:си) немного; понятие «бессмертный» (仙, сэн, 仙人, сэннин), одно из важных для даосизма, встречается чаще и имеет более широкий круг значений. Вслед за китайскими переводчиками индийских буддийских текстов повествователи в рассказах об Индии называют словом «сэннин» индийских мудрецов, живших до Будды. В рассказах о Китае в спорах буддистов с даосами «великим бессмертным» именуется сам Будда, учивший не о продлении жизни, а о полном освобождении из круговорота рождений и смертей. При этом об учении Чжуан-цзы говорится с большим почтением. В первом же рассказе о Японии даосы появляются как собеседники японского царевича Сётоку из его прежней жизни. «Бессмертные» обитают в горах Японии, многие из них принадлежат к числу подвижников «Лотосовой сутры», учащей о вечной жизни Будды. Если сопоставить все эти рассказы с историями из сборника «Предания нашей страны о бессмертных чудотворцах» («Хонтё: синсэн-дэн», рубеж XI–XII вв.), видно, что понятие «бессмертного» в обоих текстах предполагает уход от мира, преодоление страданий, свойственных человеческой жизни, обретение чудесных способностей и применение их на пользу людям: каким бы путем все это ни было достигнуто, это дает благой пример, а потому поиски «бессмертных», будь то в горах или в книгах, составляют полезный опыт с буддийской точки зрения.

В рецензии представлен обзор монографии известного японского ученого-экономиста, профессора Университета Такусёку Тосио Ватанабэ, посвященной исследованию колониальной истории Тайваня первой половины ХХ в. Автор книги представил яркую картину того, как японцам удалось кардинальным образом трансформировать всю экономику острова и перенести «мэйдзийскую» модель модернизации в свою колонию.

Статья представляет обзор книги В.В. Щепкина «Айны глазами японцев: неизвестная коллекция А.В. Григорьева» (2022). Основу рецензируемого издания составили переводы японских сочинений и книг XVIII–XIX вв. об айнах, которые долгое время оставались без должного внимания со стороны исследователей. В нем представлены не только перевод и анализ содержания документов, но также история их создания. Особое внимание уделяется личности А.В. Григорьева, благодаря которому была собрана коллекция рукописей. Несомненным достоинством работы является то, что в ней демонстрируется эволюция образа айнов в глазах японских деятелей, которые, как отмечает В.В. Щепкин, сначала воспринимали их как «диких варваров», но со временем обрели уважение к чужой культуре и языку