В статье анализируется загадочный социальный феномен добровольного затворничества, зародившийся в Японии в конце XX века и ныне получивший широкое распространение почти во всех странах «золотого миллиарда». На основании многочисленных работ японских и западных социологов, психиатров, этнографов и экономистов даѐтся определение социальной группе хикикомори, выявляются причины еѐ появления, рассматривается связь психических отклонений, бытующих среди хикикомори, с историческими переменами и техногенными сдвигами в современном японском обществе, а также аналогичными процессами в других развитых странах. Рассматриваются также предложенные специалистами способы лечения «культурно ориентированного» синдрома хикикомори и перспективы дальнейшего развития этой социальной эпидемии в Японии и во всѐм мире с учѐтом стремительного роста числа хикикомори среди молодѐжи в первые десятилетия ХХI века.

Политическая карикатура является одним из интереснейших исторических источников для изучения формирования образа того или иного события, государства. Часто именно в карикатуре можно проследить процесс визуализации «образа врага» в том или ином государстве, который конструируется намеренно под влиянием различных внешних и внутренних факторов. Ярким примером является советская политическая карикатура. Статья посвящена исследованию формирования образа Японии в политической карикатуре Советского Союза на примере газеты «Советская Сибирь» в период Маньчжурского кризиса.

Автор отмечает, что для формирования негативного образа Японии с помощью карикатуры были использованы старые стереотипы, сложившиеся о Японии в ходе русско-японской и гражданской войны, включая массовые представления о японцах как носителях таких черт, как воинственность, жестокость, коварство и непредсказуемость.

В исследовании делается вывод о том, что японское государство представлялось странойагрессором, которая под предлогом «самозащиты» вторглась на территорию соседнего государства с целью захвата территорий, а также эксплуататором народных масс. В совокупности это формировало у читателя образ Японии как врага, обусловливало на уровне массового сознания негативное отношение к дальневосточному соседу и давало импульс к проведению дальнейшей антияпонской пропаганды, которая получила в СССР особое развитие начиная с 1933 г.

Режим Кэмму – военно-аристократическое правительство Японии 1333–1336 гг., возглавленное сторонниками государя Го-Дайго (後醍醐天皇, 1288–1339). Полное противоречий правление Го-Дайго оставило значительный след в японской традиционной культуре и исторической памяти, став одним из магистральных нарративов истории средневековой Японии. В научных кругах дискуссии об оценке исторической роли режима Кэмму начались ещѐ в период Эдо (1603–1868) и продолжаются в наши дни. В российской японистике не существует специальных исследований, целиком посвящѐнных событиям XIV в. и режиму Кэмму, в частности. Для описания этого периода обычно используются наработки европейских и американских авторов. При этом многие аспекты академической дискуссии остаются без внимания. Например, отечественные учѐные практически проигнорировали последние этапы изучения правления Го-Дайго. Цель настоящего исследования – определить, что мы знаем и чего не знаем о режиме Кэмму, откуда мы это знаем и что можно предпринять для углубления наших знаний. При написании статьи в качестве источников выступили различные научные и околонаучные тексты (заметки, монографии, коллективные монографии и учебные пособия, рецензии и ответы на рецензии, справочные ресурсы) на португальском, английском, французском, немецком и русском языках. Рассмотрение этих текстов ведѐтся в хронологической последовательности, т.е. каждый раздел отражает определѐнный этап изучения правления Го-Дайго. Также в настоящей работе рассматривается методологическое и иное влияние японских историков на неяпонских исследователей режима Кэмму и анализируются перспективы дальнейшего изучения правления Го-Дайго с точки зрения различных научных подходов и академических традиций.

Достижение устойчивого экономического роста, повышение производительности труда в японских компаниях возможно путѐм цифровой трансформации (digital transformation, DX). Реализация цифровой трансформации стала ещѐ более важной задачей, поскольку пандемия COVID-19 привела к серьѐзному спаду экономической активности в стране. Переход к использованию цифровых технологий выявляет традиционные черты стиля работы, деловой культуры и менеджмента японской компании, которые подвергаются изменениям в процессе цифровой трансформации. Для японских компаний этот цифровой переход может стать катализатором изменений того стиля работы, деловой культуры и менеджмента, которые сегодня не только не позволяют им быть конкурентоспособными, но и могут привести к их исчезновению. Происходящие изменения пока встречают сопротивление в компаниях, но вскоре будут приняты и адаптированы японским бизнесом.

В период Токугава население Японии стабилизировалось на уровне 31–32 млн человек. После революции Мэйдзи оно стало стремительно расти. Державно настроенные люди испытывали гордость и видели в умножении японцев знак того, что дела в стране идут как надо, однако у более реалистично мыслящих учѐных бурный рост населения вызывал отнюдь не восторг, а серьезную тревогу в связи с будущей нехваткой продовольствия и сопутствующих ей социальных взрывов. Для обоснования такого беспокойства обычно использовались алармистские идеи Мальтуса. Японские учѐные соглашались с ним, что бесконтрольное размножение таит в себе опасность, но возражали против добровольного ограничения рождаемости, поскольку оно «противоречит человеческим чувствам». В качестве меры решения проблемы перенаселѐнности они предлагали эмиграцию, которую сам Мальтус считал средством паллиативным. Японское государство поощряло эмиграцию как в японские колонии (Тайвань, Корея), так и в другие страны (прежде всего, в США и Латинскую Америку). Однако эта эмиграция не приобрела действительного массового характера и не смогла смягчить демографическое давление внутри Японии. Главной причиной стала эмоциональная привязанность японцев к своей малой родине, на что раньше не обращалось достаточного внимания. Однако сами поборники эмиграции выделяли именно этот фактор и считали его за недостаток в национальном характере. Несмотря на призывы правительства и сторонников эмиграции пожертвовать этой любовью ради блага всей страны и эмигрировать, преодолеть еѐ так и не удалось. Самая крупная компания по переселению в Маньчжурию также закончилась провалом. Планы тоталитарного государства и любовь японца к малой родине находились в антагонистических отношениях.

Статья посвящена анализу современного восприятия жителями г. Владивостока Японии, их взглядам на состояние и перспективы российско-японских отношений. Основой для исследования стали материалы опроса населения города в мае – сентябре 2021 г., проведѐнного Лабораторией изучения общественного мнения Института истории ДВО РАН. Полученные данные сопоставляются с результатами аналогичных изысканий прежних лет и взглядами горожан на другие знаковые для Владивостока страны мира – Китай, США, Индию и две Кореи.

Авторы отмечают, что японский фактор играл важную роль в истории города, что и обеспечивает особое внимание его жителей к этой стране. По их мнению, высокий уровень привлекательности Японии, который на протяжении двух последних десятилетий фиксируют опросы общественного мнения не только во Владивостоке, но и в других центрах Тихоокеанской России, основан, прежде всего, на интересе жителей этого региона к уникальной культуре Страны восходящего солнца, высокой оценке ими уровня экономического и технологического развития Японии и благосостояния японцев. В то же время исторический опыт российско-японских отношений и наличие политических противоречий между двумя странами приводит к тому, что немалая часть респондентов (около трети от общего их числа) уверена в наличии угроз России со стороны Японии, которые закономерно отождествляются с территориальными претензиями последней. И всѐ же жители Владивостока в большинстве своѐм проявляют достаточно высокий уровень доверия к Японии, позитивно оценивают качество современных и перспективы будущих российско-японских отношений, выступают за их активное развитие.

Как известно, в ходе первых послевоенных десятилетий японское общество, оставаясь по своей природе классовым, претерпело изменения, приведшие к формированию как в научной среде, так и в массовом сознании представлений о его превращении в бесклассовое общество или общество среднего класса. В таком обществе подавляющее большинство граждан имеют примерно одинаковый уровень материального благосостояния, ведут примерно одинаковый образ жизни и разделяют общие ценности.

Экономические неурядицы 1990-х – 2000-х гг. способствовали трансформации этих представлений. В научный дискурс и средства массовой информации вновь вернулись вопросы классовой структуры и социального неравенства, и вскоре общепринятым стал тезис о превращении японского общества в разделѐнное (какуса сякай или gap society). Используя как экономический анализ, так и социологический инструментарий, автор этой статьи попыталась доказать, что реальное положение дел в японском обществе не даѐт оснований для утверждений о радикальном изменении его характера – превращении из общества среднего класса в какуса сякай. В статье показано, что, вопреки распространѐнным представлениям о росте экономического неравенства, благодаря перераспределению первичных доходов, неравенство по которым действительно нарастает, по доходам после перераспределения разрыв не только не возрастает, но даже в тенденции сокращается. Не наблюдается драматических изменений и в области статусных различий. Так, особенности гендерного и возрастного состава категории «непостоянные работники» в значительной степени «гасят» те статусные различия, которые существуют между постоянной и непостоянной занятостью в Японии. В то же время благодаря заметному повышению уровня образования японцев и японок, а также росту в профессиональной структуре занятых доли лиц, владеющих престижными профессиями, в классовой структуре происходит сдвиг в пользу страт, занимающих более высокое положение. Разумеется, как и прежде, японцы размещены по разным нишам, их жизненные пути во многом зависят от того, к какой страте они принадлежат. Более того, вследствие диверсификации жизненных стилей и предпочтений людей разделительных линий в японском обществе стало больше, его социальный состав стал сложнее и разнообразней. И, тем не менее, по своей сути оно остаѐтся обществом среднего класса, что подтверждают и самоощущения японцев, которые отражают опросы общественного мнения, ежегодно проводимые Канцелярией премьер-министра с середины 1960-х гг

Статья посвящена обзору сборника статей А.Н. Мещерякова «Япония. В погоне за ветром столетий» (Москва «Лингвистика», 2022, 512 с. ISNB 978-5-91922-098-5). Хронологический и тематический охват статей необычайно широк, многие явления и феномены японской истории и культуры рассматриваются на протяжении нескольких/или многих столетий, и предстают поэтому выпукло, во всем своем многообразии и изменчивости. При этом судьбы отдельных людей не теряются на фоне масштабных историко-культурных перемен, их голоса автор бережно доносит до читателя. Всё это делает чтение сборника настоящим путешествием во времени.

Статья представляет обзор монографии Н.Н. Изотовой «Коды японской культуры» (2021). В монографии представлен комплексный культурологический анализ культурных кодов Японии, выявлена их этнокультурная специфика, изучена структура, способы актуализации и функционирования, описаны семантические, прагматические, поэтически-образные, понятийно терминологические особенности. Отмечается, что к достоинствам рецензируемой работы следует отнести то, что она построена на аутентичной основе, опирается на сегодняшние реалии современного японского общества, включает в себя большое количество разнообразного информационного материала на японском и русском языках.