Статья посвящена вопросу изменений в интерпретации понятия укиё («зыбкий мир») на примере памятника «Укиё моногатари» («Повесть о зыбком мире», 1665 г.). Укиё - важная эстетическая категория культуры эпохи Токугава. Она находит отражение в литературе, театральном и изобразительном искусстве этого времени. «Зыбкий мир» удовольствий, который, прежде всего, был связан с театральными и весёлыми кварталами, стал отражением новой городской культуры. Такая интерпретация получила распространение вместе с началом эпохи Токугава, когда после продолжительных военных конфликтов наступила политическая и экономическая стабильность. Прежде понятие укиё несло другой смысл. Оно воспринималось как скорбный мир, полный непостоянства. На точную трактовку слова укиё оказывает влияние способ иероглифической записи. В статье анализируется понятие укиё с точки зрения структуры слова, его характера и развития. Также рассматриваются два основных толкования: «бренный мир» и «зыбкий мир». Для этого было специально рассмотрено сочинение «Укиё моногатари». В первой главе памятника, ключевого для понимания мировоззрения середины XVII века, автор Асаи Рёи (ок. 1612-1691) указывает на сосуществование двух разных по характеру трактовок. Писатель одним из первых поднял вопрос о новой интерпретации понятия укиё . В «Повести о зыбком мире», вслед за рассуждением о характере слова, Асаи Рёи изобразил жизнь героя Хётаро (в монашестве Укиё-бо). Из этого описания складывается впечатление, что книга представляет собой рассказ о беззаботных скитаниях гуляки, который теряет состояние за азартными играми и проводит всё своё время с куртизанками, - яркая картина мира наслаждений укиё . Однако характер «Повести» меняется по ходу развития сюжета: в соответствии с основной мыслью эпохи герой начинает давать конфуцианские наставления. В статье основное внимание уделяется ранним весёлым похождениям героя, понятие укиё рассматривается на примере глав из первого и второго свитков. Для иллюстрации приводится перевод отдельных отрывков «Повести о зыбком мире» на русский язык.

В 1860 г. Америку посетило первое японское посольство. Его основной целью было вручение американскому правительству ратификационных грамот Договора о дружбе и торговле, заключённого в 1858 г. Помимо этого члены посольства проявили активный интерес к различным сторонам жизни в Америке и посетили несколько важных предприятий, включая судостроительную верфь и монетный двор. Интерес к работе монетного двора был вызван серьёзными проблемами с адаптацией обменных курсов японской монеты и мексиканского доллара, который в то время выполнял функцию международного платёжного средства. В период после «открытия» страны и начала внешней торговли возникли острые проблемы, такие, как инфляция и спекуляция. Изучение вопросов, связанных с денежным обращением, входило в обязанности Огури Кодзукэносукэ, который являлся одним из трёх руководителей посольства. Поэтому дополнительной целью посольства было получение информации об американской денежной системе и проведение экспертизы японских денег. Эти результаты представляют собой важную объективную информацию, которая ещё долго не потеряет своего научного значения и требует тщательного анализа. Целью данной работы является создание базы для изучения этого вопроса. В предлагаемой статье анализируются основные данные, полученные в Америке. Для экономики сёгуната они во многом потеряли свою актуальность в результате выпуска монеты годов Манъэн, который был проведён ещё до возвращения посольства в Японию. Поэтому делается вывод о том, что реформы денежной системы в Японии проводились без должного учёта полученной посольством информации. Важной причиной этого была нехватка денежных средств в распоряжении правительства, вынужденного пополнять казну за счёт массированной перечеканки денег, что вело к уменьшению содержания драгоценных металлов в японских монетах. В целом результаты изучения процесса адаптации обменных курсов после «открытия» Японии имеют важное значение для понимания процесса адаптации к мировой торговле денежных систем, основанных на металлическом денежном обращении и использовании монет с различным содержанием драгоценных металлов.

В научной деятельности знаменитого этнолога Янагита Кунио (1875-1962) Окинава занимает особое место. Вошедшая в состав Японии только в 1872 г. Окинава воспринималась как малокультурная окраина империи. Несмотря на то, что в Японии строили «национальное государство» (nation state), жители Окинавы попадали в разряд «варваров», которым ещё только предстояло стать настоящими «цивилизованными» людьми. Японцы характеризовали Окинаву как «внешнюю землю» ( гайти ), считая, что сами они проживают на земле «внутренней» ( найти ). Янагита Кунио сыграл значительную роль в деле интеграции окинавцев в общеяпонскую жизнь. Побывав на Окинаве всего один раз (1921 г.) и тесно общаясь с уроженцем Окинавы Иха Фую (1876-1947), всю оставшуюся жизнь он придерживался мнения о том, что окинавцы являются прародителями японцев. Поначалу эта идея не пользовалась большой популярностью. Однако после окончания Второй мировой войны, когда Окинава оказалась под управлением американской военной администрации, в Японии развернулось широкое движение за возвращение Окинавы под японскую юрисдикцию. В это время Янагита уже стал признанным государством учёным и пользовался его поддержкой. Янагита реабилитировал понятие «островная страна» ( симагуни ) и придал ему положительный смысл. На фоне бурной дискуссии об этногенезе японцев последняя книга Янагита «Кайдзё-но мити» («Морской путь», 1961 г.), в которой обосновывалась его гипотеза об Окинаве как прародине японцев, получила широкую известность среди непрофессионалов (так, она удостоилась высокой оценки Оэ Кэндзабуро) прежде всего по политическим и эмоциональным мотивам, хотя научные основания этого труда всегда вызывали серьёзные возражения в академическом мире. Популярность книги снизилась уже после того, как Окинава была возвращена Японии. Тем не менее, её место в истории общественной и политической мысли Японии трудно переоценить.

В данной статье рассматривается вклад в экономику Японии индустрий, производящих культурный контент. На статистических данных детально рассмотрена динамика отдельных отраслей «индустрии контента», а также приведены оценки их совокупного размера. Делается вывод, что в индустрии происходят структурные изменения, связанные с технологическими нововведениями и демографическими процессами в стране, тогда как совокупный размер «индустрии контента» остается примерно одинаковым. Также рассмотрен экспорт японского культурного контента. Отмечается, что ввиду большого размера внутренних рынков различные отрасли японской индустрии контента не испытывали необходимости активно продвигаться на внешние рынки, но вследствие текущих демографических процессов наращивание экспорта становится для них всё более важным. Дигитализация, внедрение технологических инноваций, встраивание в глобальные цепочки добавленной стоимости являются необходимыми для продвижения японского культурного экспорта на данном этапе (в качестве примера приводится сотрудничество японских анимационных студий с Netflix). В завершение рассматриваются сопутствующие эффекты японской индустрии контента. Так, экспорт культурного контента способствует привлечению в Японию иностранных туристов, которые, в свою очередь, потребляют различные товары и услуги внутри страны. Также предполагается, что концентрация в одном городе или на одной территории культурных производств приводит к возникновению «креативной среды», которая привлекает «креативных» людей и таким образом положительно влияет на экономику региона. Рассмотрены некоторые примеры «креативных городов» Японии, которые демонстрируют, что помимо сугубо экономического значения, «креативный город» улучшает жизнь населения, способствуя созданию социально инклюзивной среды. Таким образом, культурные производства обладают комплексным значением, которое трудно однозначным образом свести к численному эквиваленту. Кроме того, в наши дни черта между «креативными» и «не-креативными» индустриями стирается: многие отрасли, которые традиционно не относят к «креативным», задействуют «культурную креативность». Этот процесс также приводит к повышению значения культурных активов, сохранения и обогащения культурного наследия.

Предметом исследования является энтомологический код японской культуры. Объектом исследования послужили «семантически нагруженные» образы насекомых и энтомосемизмы, представленные в японской фразеологии. Цели и задачи статьи определяются особым отношением японцев к насекомым и заключаются в выявлении семантического и мотивационного своеобразия японской энтомологической лексики, описании символической репрезентации образов насекомых в японской лингвокультуре. Актуальность исследования обусловлена значимостью изучения способов концептуализации представлений о мире, воплощённых в японском языке. Методологической основой послужил лингвокультурологический анализ, в котором феномены культуры и языковые явления рассматриваются сквозь призму взаимного влияния, семантический, структурный и описательный методы. В ходе исследования была рассмотрена семантика значимых для японской лингвокультуры образов насекомых: бабочек, стрекоз, цикад, сверчков и светлячков, выявлена их этнокультурная специфика, описана репрезентация в литературных и фольклорных источниках. Исследование показало, что человек воспринимает мир через определённые символы, сложившиеся на протяжении веков в культуре народа. На материале мифов и символов, выступающих в роли воплощений представлений об окружающей действительности носителей японского языка, прослеживается неразрывная связь языка и культуры. Проведённый анализ позволяет заключить, что представления о насекомых широко распространены не только в японском языке, но и в культуре, о чём свидетельствует богатство и разнообразие связанных с ними литературных источников, ритуалов и верований, мифопоэтических представлений. Образы насекомых, будучи элементом культурной информации, восходят к глубинным слоям национального культурного пространства, встроены в миф и архетип, характеризуются архаичностью, смысловой и структурной самобытностью, способностью вступать во взаимодействие с современным культурным контекстом. Авторы приходят к выводу о том, что образное мышление разных народов характеризуется семантическим и структурным своеобразием, что находит яркое отражение во фразеологической системе. Энтомосемизмы как богатый источник разного рода метафорических обозначений представляют определённую сложность при переводе, так как отражают специфические для японского народа оценки окружающего мира.

Китайская диаспора в Японии составляет 1,1 % мировой китайской диаспоры или 677,6 тыс. человек, если не учитывать тайваньских мигрантов. Доля китайских мигрантов ( хуацяо ) в населении Японии составляет 0,5 %, причём это самая многочисленная диаспора в стране. Различают «старую» и «новую» волны китайской миграции, в зависимости от времени прибытия в Японию. Китайские мигранты в Японии - это, как правило, выходцы из развивающихся северо-восточных и центральных районов КНР, а также экономически развитых районов дельты р. Янцзы, кольца Бохайского залива и южных приморских провинций Китая. В Японии они компактно проживают в 25 из 47 префектур, где уже создали порядка 40 сообществ и общественных организаций хуацяо различного профиля. В статье дана оценка капитала хуацяо в Японии, который составляет порядка 22 млрд долл., что намного выше объёма накопленных прямых инвестиций КНР в Японию в 2017 г. Это позволяет говорить о значительном влиянии хуацяо на развитие экономического сотрудничества КНР и Японии и на развитие компаний КНР в этой стране. Сравнительный анализ отраслевой структуры предпринимательской деятельности компаний хуацяо и компаний КНР в Японии показал высокую степень их интереса к промышленности и сфере услуг. Часть компаний хуацяо ведёт бизнес не только в Японии, но и в других странах и регионах, представляя собой транснациональные корпорации (ТНК). Автор приводит данные по 22 ТНК хуацяо со штаб-квартирами в Японии, отмечая, что самыми привлекательными в плане бизнеса странами для ТНК хуацяо являются: КНР, США, Гонконг, Тайвань и Сингапур. Изучен вопрос обучения и работы в Японии китайских студентов и выпускников японских вузов, которые составляют порядка 40 % иностранных студентов и выпускников в этой стране. В заключении подчёркивается важная роль японских хуацяо в развитии китайско-японских торгово-экономических отношений, научно-технического сотрудничества и в реализации инициативы «Один пояс, один путь».

Статья посвящена биографии и пионерской работе по японской литературе периода Мэйдзи Г.Г. Ксимидова (1877-1910). О жизненном пути Г.Г. Ксимидова известно совсем мало, даже год его смерти был под вопросом. По материалам трёх дальневосточных архивов и государственного исторического архива Грузии нам удалось восстановить основные вехи его биографии и ряд примечательных подробностей его судьбы, по-своему необычной: понтийский грек, родом из грузинского села Ирага, учившийся в духовной семинарии в Тифлисе, он поступил в Восточный институт и окончил японское отделение с золотой медалью за дипломную работу по японской литературе. Затем он был принят на дипломатическую службу и вскоре трагически скончался, немного не дожив до своего 33-летия. Его работа по современной японской литературе долгое время находилась вне круга внимания актуального японоведения, между тем сразу после её выхода в 1909 г. она вызвала немалый интерес, её выписал для своей личной библиотеки М. Горький. В сущности, десятки лет книга Ксимидова была единственным исследованием, специально посвящённым японской литературе этого периода (аналитическое и систематизированное изложение истории литературы Мэйдзи было подготовлено Н.И. Конрадом в 1934 г., однако оно было опубликовано лишь в 1973 ). В статье представлены концептуальные обобщения Г.Г. Ксимидова, касающиеся японской литературной истории, его оригинальные взгляды на актуальную литературу, оценки современной ему японской беллетристики и поэзии. Проходивший практику в Токийской школе иностранных языков, Ксимидов в своих умозаключениях пользуется и личными впечатлениями о Японии, кроме того, в его книге содержится немало переводов из японских произведений, пересказываются любопытные литературные факты. Нельзя не оценить широту охвата, живой слог и горячую заинтересованность автора; как мы теперь понимаем, ему удалось уловить самое важное в событиях и тенденциях актуального литературного потока, описать самые значительные литературные фигуры и явления времени. Многие выводы автора и приводимые им детали, на наш взгляд, представляют интерес и для современных японоведов - как филологов, так и историков.

20-21 декабря 2018 г. в МГИМО Университете прошла XI ежегодная конференция Ассоциации японоведов «Япония и Россия в эпоху великих трансформаций». В ходе конференции состоялось обсуждение вопросов исторического развития двух стран, культуры и общества, социально-экономического положения, внешней и внутренней политики Японии, а также российско-японских отношений. Ведущие эксперты обменялись мнениями по поводу того, каковы основные вехи развития двух стран и какие события оказались поворотными моментами истории. Помимо пленарного заседания, работа была организована в рамках трёх секций: «Политика», «Экономика и общество», «История, литература и культура». В конференции участвовали российские и японские дипломаты, исследователи, эксперты и преподаватели из российских и японских вузов. Представители посольства Японии отметили важную роль научных обменов в контексте перекрёстных годов Японии в России и России в Японии (2018-2019).