В статье представлен анализ двух теоретических трудов писателя Нацумэ Сосэки ( 夏目漱石, 1867–1916): очерк «Достоинства и недостатки  измов» (イズムの功過  Идзуму-но ко:ка, 1910), в котором Нацумэ Сосэки призвал приверженцев натурализма, господствовавшего в Японии в начале XX в., не смотреть на японскую литературу сквозь -измы,  выйти за рамки, установленные ими;  лекция  писателя  по  теории  литературы  «Мой  индивидуализм»  ( 私の個人主義  Ватакуси-но кодзинсюги, 1914). Эта лекция стала итогом многолетних теоретических изысканий писателя, главным из которых была неудавшаяся, как позже заявил литератор, монография «Теория литературы»  ( 文学論  Бунгакурон , 1907). Тем не менее отечественное литературоведение не проявляло сколь-либо серьезный интерес к теоретическим трудам писателя, несмотря на то, что крайне занимательными являются мысли Нацумэ Сосэки об уместности использования западной терминологии для описания творчества японских художников. Писатель настаивал, что теория литературы должна учитывать контекст той или иной культуры, а не искать универсальные пути развития, обращаясь к   типологии развития литератур и т.д. Нацумэ Сосэки стал первым японским теоретиком литературы, который заговорил  о  том,  что  идейные  и  художественные  направления,  появившиеся  в  европейской и  американской  культуре,  несшие  в  себе  ее  отпечаток,  обусловленные  и  сформированные определенными историческими процессами, не могут быть перенесены в виде матрицы на японскую землю лишь потому, что отдельные элементы западных художественных течений обнаруживаются в творчестве японцев. В настоящей работе поднимается вопрос ценности изучения теоретических сочинений Нацумэ Сосэки, ибо они проливают свет на то, какими категориями мыслил, как научно осмыслял закономерности, сущность и ход развития японской литературы один из самых влиятельных литераторов эпохи Мэйдзи (明治時代, 1868–1912).

Статья посвящена японской драме «Кандзинтё:», текст которой вводится в научный оборот отечественной японистики, выполнен при участии студентов Института классического Востока и  античности  НИУ  ВШЭ  в  рамках  проекта  «Перевод  пьес  театра  Кабуки».  Пьеса  «Кандзинтё:» является одной из самых известных в японской театральной традиции, так как описывает историю о  доблестном  воине  Минамото-но  Ёсицунэ  (1159–1189),  это  один  из  любимейших  исторических персонажей  в  Японии.  После  того  как  Ёсицунэ  разбил  клан  Тайра  в  решающем  сражении  при Данноура (25 апреля 1185 г.), война между Тайра и Минамото закончилась, но полководец Минамото-но Ёритомо приказал задержать и казнить своего брата. Спасая свою жизнь, герой и его спутники переодеваются  в   монахов-ямабуси ,  чтобы  незамеченными  пройти  земли  Японии,  перекрытые заставами  – специальными военными пунктами досмотра. В пьесе «Кандзинтё:» идет речь как раз о том, как самураи проходили одну из таких застав в японских горах, и как монах Бэнкэй, верный спутник  Ёсицунэ,  использовал  свою  смекалку,  чтобы  перехитрить  смотрителя  заставы  Тогаси-но Саэмон, которому было велено Ёсицунэ задержать. Пьеса содержит знаменитые театральные сцены: импровизированное чтение подписного листа о благотворительности, диалог ямабуси-мондо: , удар Ёсицунэ, танец  эннэн-но маи , летящий шаг  тоби роппо:. Изначально пьеса принадлежала традиции Но:, одному из видов драматического театра в  Японии, но Кабуки адаптировал её для своей сцены; тем  не  менее,  влияние  Но:  сохранилось.  В  статье  прослеживается,  какие  сценические  элементы остались неизменными. В пьесе сильны буддийские мотивы, они подробно описаны как в репликах актеров, так и репрезентуются в материальных объектах: бутафории, костюмах, аксессуарах,  – это свойство Кабуки, как вида сценического искусства, демонстрирует глубокую проработку буддистской символики. Также в статье представлен анализ главных персонажей, их сценического воплощения на сцене, разбор символики костюмов, описание сцены и бутафории.

На базе анализа статистических и информационных источников, научных публикаций и собственного опыта авторы анализируют особенности стоящих в ряду удивительных японских изобретений, творений, практик минимаркеты – комбини, ставшие неотъемлемой частью образа жизни японцев и одной из своего рода визитных карточек страны. В научной литературе до сих пор не было комплексных работ, раскрывающих данный феномен, и практически совсем обойдены вниманием региональные их особенности, особенно география магазинов разных сетей. Цель данной статьи – осветить основной научный дискурс, охарактеризовать уникальность и универсальность – то, что, собственно, и составляет феномен комбини, а также выявить их региональные особенности. В исследовании наглядно показано, что пришедшие в 1973 г. в Японию из США, эти магазины полностью преобразились и постоянно развиваются, изменив концепцию магазина и представ уникальным явлением для всего мира. Описаны особенности ведущих сетей этих магазинов в их стремлении завоевать еще большую популярность у потребителей и появившиеся в последние годы нововведения, в том числе под влиянием пандемии Covid-19. Раскрывая феномен комбини, авторы, с одной стороны, отмечают их превращение в важную социальную инфраструктуру, отвечающую потребностям современного общества и особенно необходимую в условиях быстро прогрессирующего старения населения, а с другой стороны, – и их определенное негативное воздействие, в особенности на молодое поколение. Особую новизну представляет анализ региональных особенностей этих магазинов и иллюстрирующий их авторский картографический материал. Выявлено, что внутри префектур размещение комбини коррелирует с числом жителей (количество магазинов пропорционально населению муниципалитетов), и каждая из действующих на территории Японии 20 сетей комбини занимает свой определенный ареал размещения. Авторы заключают, что комбини отвечают интересам развития регионов страны в целом, и их роль в японском обществе трудно переоценить, а японский опыт может с успехом быть использован и в других странах, в том числе представлять интерес и для российских сетевых магазинов, все чаще позиционирующих себя в качестве магазинов шаговой доступности.

Данная  статья  посвящена  анализу  отношений  Японии  и  Европейского Экономического  Сообщества  (ЕЭС)  в  1970-х  –  1980-х  гг.  Статья  объясняет,  как  стал  возможен переход от фиксации на торговых спорах к подписанию политического соглашения в 1991 г.; почему институционализация  отношений  между  крупными  экономическими  державами  и  одновременно партнерами  США  не  произошла  раньше.  Автор  отказывается  от  традиционного   –  историко-описательного  метода  анализа  данного  периода  на  основе  хронологии  событий.  Вместо  этого применен логический метод  – выявлены объективные и субъективные факторы, под воздействием которых  эти  отношения  трансформировались.  Во  введении  обосновывается  актуальность  темы, выделяются  особенности  отношений  Японии  и  Европейского  союза  как  наднационального объединения,  объясняется  выбор  хронологических  рамок  исследования.  Основная  часть  статьи поделена на четыре раздела. В первом из них дается общая характеристика периода, раскрывается сущность  торговых  конфликтов,  выделяются  наиболее  яркие  эпизоды  торгового  противостояния и  их  последствия.  Второй  раздел  посвящен  классификации  методов  ЕЭС  в  решении  торговых споров.  Выделены  меры,  направленные  на  ограничение  японского  импорта  в  ЕЭС  и,  напротив, меры для стимулирования европейского экспорта. В третьем разделе обозначаются причины низкой заинтересованности обеих сторон в развитии политического партнерства и прослеживаются первые шаги к его установлению. Четвертый раздел посвящен политическому соглашению 1991 г. – Гаагской декларации и причинам, по которым подписание этого всеобъемлющего политического соглашения стало  возможным.  В  заключении  сформулированы  выводы  исследования.  Среди  объективных факторов, которые препятствовали активному развитию политического диалога в 1970-х   – 1980 - х   гг. можно назвать отсутствие общей политической повестки ввиду географической отдаленности акторов;  ориентацию  обоих  партнеров  на  США  в  сфере  безопасности,  что  снимало  необходимость установления новых партнерств. Среди субъективных факторов препятствием служила сознательная фиксация  европейцев  на  торгово-экономических  противоречиях  в  ущерб  расширению  повестки переговоров; сомнение японского истеблишмента в субъектности ЕЭС, которое исчезало по мере успешного  расширения  блока  и  его  политической  интеграции.  Подписание  Гаагской  декларации стало возможным,  когда  обе  стороны  пришли  к  осознанию  того,  что  для  управления  торговыми конфликтами необходимо создать политическую институциональную рамку, в которой противоречия можно было бы эффективно решать на регулярной основе.

Рукопись  Мацуда  Дэндзю:ро:  ( 松田伝十郎,  1769–1843)  «Рассказы  о  северных варварах»  («Хокуидан»,  北夷談)  является  ценным  источником  по  истории  российско-японских отношений, освоении японцами северных территорий, заселенных айнами, их отношений с японцами, меновой торговли. Письменный источник состоит из семи тетрадей. Мы пользовались той рукописью, что хранится в Государственном архиве Японии (Кокурицу ко:бунсёкан, 国立公文書館), учрежденном в 1971   г. Она размещена на официальном сайте архива1. Время ее создания приходится на первые годы периода Бунсэй ( 文政, 1818–1831). В ней в хронологическом порядке описаны события с 1799 по 1822  г., когда Мацуда находился на службе в землях айнов. Рукопись написана скорописью. Во второй половине первой тетради “Рассказов” описаны медвежий праздник и мир  инау. Текст сопровождается многочисленными зарисовками, которые дают дополнительную информацию, отсутствующую в самом тексте. Описания относятся к ноябрю-декабрю 1799 г. Мацуда был, вероятно, одним из первых, кто кратко изобразил праздник и разные по форме  инау , и другие культовые предметы айнов. Для сравнения с описанием, сделанным японским чиновником, привлекаются мнения авторитетных отечественных исследователей по данным темам. Рукопись «Хокуидан» не переведена ни на один из европейских языков,  за  исключением  русского.  Автор  настоящей  статьи  представил  на  суд  читателей  перевод отдельных фрагментов рукописи в главах коллективных монографий [Климов 2020, с. 214–254; Климов 2021, с. 277–334; Климов 2022, с. 151–170]. За основу перевода был взят текст рукописи, опубликованный в десятитомной серии письменных памятников в четвертом томе «Собрания исторических материалов о жизни  простого народа Японии»  («Нихон сёмин сэйкацу сирё: сю:сэй», 日本庶民生活史料集成) в  четвертом томе [Matsuda 1969, p.  77–175]. Кроме указанной серии, «Рассказы» были опубликованы в  пятом  томе  шеститомной  серии  письменных  памятников  под  названием  «Библиотека:  Северные Врата» («Хокумон со:сё», 北門叢書), изданном в 1972 г.

Островное положение оказывает серьезное влияние на ход исторического процесса и менталитет обитателей той или иной страны. Однако это положение «работает» только в совокупности с другими факторами. И Япония, и Англия являются окруженными морем островными государствами, но для истории Англии характерно максимальное количество контактов с внешним «материковым» миром, а для Японии вплоть до середины XIX в.  – минимальное. Наблюдаемый в японской истории периода Токугава пассивный подход к освоению пространства объясняется следующими факторами: высокой  продуктивностью  рисосеяния,  отсутствием  животноводства,  представлениями  о  том,  что Японские острова обладают наилучшим климатом, политикой «закрытой страны» сёгуната Токугава. В период Мэйдзи под влиянием Запада (в первую очередь, Великобритании) отношение к освоению пространства  меняется  коренным  образом.  Море  начинает  осмысляться  как  «проводящая»,  а  не «изолирующая» среда. Выбор Великобритании как образца для подражания был обусловлен, в первую очередь, ее опытом по освоению морского пространства и создания мощной колониальной империи. Переход к новой модели «расширяющегося пространства» оправдывался также ссылками на глубокую древность, когда японцы обладали «активным» характером, но политика «закрытой страны», которую практиковал сёгунат Токугава, «испортила» японцев. В результате побед в войнах с Китаем (1894–1895)  и  Россией  (1904–1905)  Японию  начинают  именовать  «Англией  Востока».  Великобритания перестает быть образцом для подражания после ее выхода в 1922 г. из японо-английского союзного договора. Теперь общественный дискурс направляется в сторону обоснования самобытности японцев. Автор  подвергает  сомнению  устоявшуюся  характеристику  японцев  как  приверженцев  традиции. Апелляция к древности действительно имела для них большое значение, и в этом смысле их можно считать  «традиционалистами».  Начиная  новое,  они  искали  (и  находили!)  его  истоки  в  прошлом. После революции Мэйдзи японцы продемонстрировали поразительную способность к восприятию «нового», но часто предпочитали думать и говорить, что «всего лишь» вспомнили о своем прошлом. Автор  полагает,  что  понятие  «традиционность»  является  слишком  широким  и  абстрактным.  При ближайшем рассмотрении оно мало что дает для понимания исторических и культурных процессов, которые  требуют  тщательного  расчленения  на  составляющие,  имеющие  точную  хронологическую и ситуационную привязку.

В статье в сравнительном ключе рассматриваются стратегии и формы реализации военной дипломатии Японии, Китая и России в Юго-Восточной Азии. Деятельность всех трех стран в сфере военных связей с государствами региона существенным образом активизировалась в 2010-х гг. как на двустороннем уровне, так и в многосторонних форматах. Выбор для анализа именно Японии, КНР и России объясняется спецификой их партнерских отношений со странами региона. Все три страны имеют исторически обусловленные ограничения в развитии своей военной дипломатии в регионе, однако при этом, как доказывается в данной статье, в последнее десятилетие стремятся использовать военную дипломатию в качестве одной из опор своего продвижения в Юго-Восточной Азии.  Проблематике  активизации  военной  дипломатии  в  Юго-Восточной  Азии  посвящен  целый ряд исследований в России и за рубежом. Как правило, в уже изданных работах рассматриваются либо двусторонние форматы военной дипломатии с участием отдельных стран, либо деятельность диалоговых  партнеров  в  АСЕАН-центричных  институтах  (АРФ,  СМОА+,  Расширенный  морской форум)  и  таких,  инициированных  внешними  державами  форматах,  как  Диалог  Шангри  ла,  либо специфика  функционирования  этих  институтов.  При  этом  комплексного  сравнительного  анализа особенностей военной дипломатии трех обозначенных государств  – Японии, Китая и России   – до настоящего времени не предпринималось. Представленное исследование призвано заполнить данный аналитический пробел. В методологическом плане статья опирается на сравнительный анализ военной дипломатии трех обозначенных стран. Параметрами сравнения являются доктринальное измерение военной  дипломатии  (анализ  национальных  стратегических  документов),  страны  Юго-Восточной Азии,  выступающие  опорными,  для  продвижения  военной  дипломатии  Японии,  КНР  и  России соответственно, и инструменты взаимодействия с ними на двустороннем (форматы межгосударственного взаимодействия,  военно-техническое  сотрудничество,  совместные  учения,  заходы  в  порты  военно-морских судов) и многостороннем (в рамках АСЕАН-центричных институтов) уровнях.

Префектура Окинава занимает особое место среди регионов Японии. До конца XIX в. на ее территории располагалось отдельное королевство Рюкю, находившееся в зависимости от  и  испытывавшее  влияние  со  стороны  как  Японии,  так  и  Китая.  В  1879  г.  оно  было  включено в состав Японской империи и долгое время находилось на положении де-факто колонии. В 1945 г. остров Окинава стал ареной ожесточенных сухопутных боев, унесших жизни почти 200  000 человек. В статье рассматриваются наиболее распространенный нарратив относительно истории префектуры и  в  особенности  трагедии  Второй  мировой  войны.  Показывается,  что  в  довоенный  период  статус окинавцев в Японской империи был неоднозначным. С одной стороны, с точки зрения японских властей и японского общества в целом они были отделены от жителей основной части страны, что закреплялось и экономической отсталостью региона, и тем, что с административно-политической точки зрения его статус не соответствовал положению других префектур еще на протяжении нескольких десятилетий после аннексии. С другой стороны, показывается, что и другим народом, однозначно отличающимся от  жителей  основной  части  страны,  окинавцы  считались  далеко  не  всегда,  подчас  воспринимаясь как отдельная «ветвь» собственно японцев. В этом смысле их положение радикально отличалось от статуса жителей Тайваня и Кореи. Такой неоднозначный статус окинавцев в общественном дискурсе Японии до 1945 г. предопределил и то, как уже в послевоенный период ими воспринимается опыт Второй мировой войны. Мемориалы и иные коммеморативные объекты продвигают нарратив, согласно которому окинавцы были только и исключительно жертвами войны, причем в некоторых случаях едва ли не главными виновниками их страданий были японские военные, а не американцы или абстрактные «бедствия войны» в целом. Этот нарратив продолжает определять идентичность окинавцев и по сей день, влияя на их отношение к центральным властям, японо-американскому военно-политическому союзу и проблеме американских военных баз на Окинаве.

27 сентября 2023 г. в МГИМО МИД России прошел семинар «Внешнеэкономическая стратегия  Японии  в  АТР».  В  ходе  обсуждения  были  проанализированы  различные  вопросы, связанные  с  проблемами  участия  Японии  в  процессах  международной  экономической  интеграции в АТР, проектах инфраструктурного развития, а также взаимосвязи экономических и политических аспектов  региональной  стратегии  Японии.  Особое  внимание  было  уделено  японскому  видению Индо-тихоокеанского  региона,  выдвинутой  Японией  инициативе  «качественной  инфраструктуры», а  также экономическим мерам японского правительства, направленным на сдерживание Китая в АТР. В публикации предлагается стенограмма данного семинара.